На Полянке 54

Сохранились в памяти моей некоторые моменты жизни нашей семьи, отделенные от всех последующих лет рубежом, название которому революция. Воспоминания эти детские, случайные, не всегда удачные, но единственные.

В детской полумрак, лампада и ночник на столе, запах скипидара и гусиного сала – спутники детских простуд. Смутно помню, как в полусне и какой-то расслабленности я оказываюсь в необъятном пространстве, кругом пустота со всех сторон. Я теряю чувство связи и соизмеримости с окружающим миром. Одновременно мне кажется, что я уменьшаюсь и теряюсь в этой бескрайности, превращаюсь в ничто, перестаю существовать. Непередаваемый ужас охватывает меня.

Я очнулась на руках у мамы. Она волнуется, у меня высокая температура, бред или кошмар, как рассказывает она. Ждут врача. Сергей Константинович Воздвиженский, наш домашний доктор, задержался в Архангельском. "У Юсуповых заболела дочка, ровесница Леночки", - говорит он извиняясь.

Пережитое чувство ужаса не прошло бесследно. Рано, и не случайно, развивается у меня чувство ориентации в пространстве. Я не боюсь заблудиться в лесу, в городе. Места, где я бывала в пятилетнем возрасте, ясно сохранились в моем представлении. Думаю, что это свойство не было только врожденным, а развивалось как активная, подсознательная ориентировочная реакция. Именно так, как предотвращение кошмара, в ответ на потерянные связи с реальностью, рождается настойчивая потребность познания реального мира. Обычное любопытство переходит в желание точно представить себе все окружающее. Я с детских лет зрительно представляю себе всю картину увиденного, как будто держу ее в руках.

А между тем я большая трусиха, и страхи самые разные одолевают меня. Спускаясь по лестнице, боюсь провалиться в просветы между стыками ограждения. Дрожу от страха, когда сажусь в трамвай, боюсь, что он тронется. Боюсь застрять в лифте, но больше всего боюсь сверхъестественного. Вечером, в полутьме, когда бегу от мамы через несколько полутемных комнат в детскую мне кажется, что невидимые духи-чудовища смотрят на меня со всех сторон и хотят схватить костяными руками. Зажмурив глаза и не дыша, я вбегаю в детскую в объятия няни. А утром все забываю и так хорошо, когда через золотые занавески с добрыми гномами пробивается солнечный свет, а впереди целый день интересных дел и главное – гуляние.

Мы спускаемся с няней вниз. В вестибюле бассейн с золотыми рыбками и швейцар с белой бородой в ливрее с золотыми галунами. Она распахнет перед нами дверь, и мы выйдем на улицу, а потом в сад, там дети, интересные игры. Все это я заранее представляю себе и жду с нетерпением.

А у маленькой Тани, моей сестры, свои переживания. Когда к нам приходят гости, она прячется под кресло, под стол, за шторы, стараясь выбрать место поукромнее, чтобы не нашли. Почему и кого она боится, никто не понимает. Я стараюсь уговорить ее, но все тщетно. Никому не ясно в чем дело. А все это не так просто и совсем не случайно. Через много лет мне стало это понятно.

Когда Тане было шесть недель, мы обе заболели коклюшем. У меня он прошел легко, а Таня, совсем крошка, болела тяжело. Мама и няня Груша, чередуясь, не отходили от нее день и ночь и приподнимали при каждом приступе кашля, стараясь облегчить страдания. Были дни, когда терялась надежда на выздоровление, но крепкий организм победил в борьбе за жизнь. И все же такая болезнь не прошла бесследно. У нее распухли железы на крошечной шейк и сделался нарыв – тяжелое продолжение болезни. Доктор сказал: "Это на всю жизнь". И действительно аллергия в тяжелейших проявлениях постоянно мучила терпеливую девочку.

Наконец няня Груша стала выходить с ней гулять. Выглядела Таня после болезни очень слабенькой. Няня была гордая и не могла допустить, чтобы какой-нибудь любопытный пожалел ее ребенка и сказал, какая у вас слабенькая, плохенькая девочка. Она старалась не встречаться ни с кем, а уж при неизбежных встречах прикрывала Таню или отворачивалась вместе с ней. Тане не было и полгода, когда она все это усвоила, а позже сама начала прятаться, не понимая, вероятно, почему это надо. Сперва инстинктивно, а потом? Трудно сказать, может это была выработанная привычка, сопровождавшаяся сложными, никому не понятными детскими переживаниями.

К сожалению, мы, взрослые, совсем не понимаем детской психологии и фраза, что воспитание ребенка начинается с пеленок, очень часто звучит как пустой звук, хоть и отражает действительность.




Усадьба